Картины художника, всю жизнь прожившего в советской деревне, с 1917 года и до смерти, частенько подозревали в недостаточном рвении в изображении «нового в колхозной жизни», читай – в недостаточной идеологичности. Слава Богу, они почти всегда лишены всякой идеологии, тем и сильны.
Какая идеология может быть в первом снеге?! Обычно в школах (а картины Пластова – едва ли не первые в ряду «хрестоматийно-школьных») детей заставляли высказываться в том духе, что созерцание первого снега порождает радость обновления и удовольствие от чистоты, белизны и легкости. Дети, мол, выскочили кто в чем, чтобы полюбоваться новеньким беленьким покровом и подставить лица бодряще-холодным снежинкам…
У меня эта картина вызывает тоску – не унылую, но высокую тоску, так что хочется петь эдак протяжно-протяжно, по-русски, с подвываньем и почти что плачем. Береза, опять же, плакучая, стоит на первом плане…
Убогий сруб, убогий щербатый штакетник, убогие ступени, сразу за которыми начинается черная грязь – вот что скрывает под собой свеженький, беленький, чистенький снежок. Может быть, девочка этому как раз и радуется – тому, что после полутора-двух месяцев непролазной грязи наступит, наконец, некое подобие чистоты и порядка? Так редко увидишь в деревне что-нибудь, что сверкало бы чистотой – всем не до этого, тут бы выжить, прокормиться.
А еще вспомним праздник Покрова Богородицы, связанный с первым снегом – по русским приметам считается, что если снег выпадает на праздник Покрова, 14 октября (а по старому стилю – 1 октября), то и зима будет снежной. Каков Покров – такова и зима.
Надо сказать, Покров – амбивалентный образ для русского крестьянина. Из легенды следует, что покрывало Божьей Матери, простертое над молящимися во Влахернском храме в Константинополе, это защита, заступничество, спасение, благодать. Покровских соборов, монастырей и улиц в России было – не счесть, благодаря Андрею Боголюбскому, построившему первую церковь Покрова на Нерли, более чем знаменитую. Но, с другой стороны, начало зимы, зазимье, числившееся с Покрова, это начало опасного времени года. Зимой можно замерзнуть, в метели затеряться, к волкам на зуб попасть, можно оголодать, если урожай был негуст. До весны еще далеко. И до царя далеко, а до Бога высоко, где найти защиты?
Картина Пластова написана в 1946 году, не самом благоприятном для российского крестьянства. В голодном, проще говоря, году. Нищета – норма. Что такое уют – никто не знает. Тут согреться бы… А эта глупенькая девчонка в белом платье и черных валенках радуется – чему? Как монашка святая или юродивая радуется Божьей благодати, не заботясь о завтрашнем дне. Вот такая радость – высшая, непривязанная, небытовая, необъяснимая, взлетающая над всяким убожеством бесстрашно и бездумно – живет в картине, и от нее тоже хочется петь – протяжно-протяжно, по-русски, с плачем.
Его полотна жизнеутверждающи , на мой взгляд.